Папа протянул мне руку, легко поднял с камня и мы пошли в сторону дороги, где осталась наша машина.

— Ты сам выстроил этот лагерь, да?

— Да, Катюша, сам. Только собирать домики помогал Горан, я его за это одел с головы до ног, свозил на побережье… Да, я все делал сам — возил стройматериалы на багажнике, сам строил. Те деньги, что у меня были, здесь, извини — почти пшик. И на лицензию охотничью, и на гостиницу, и на катер, на лагерь… не хватило бы точно. А так… я стою на ногах крепко.

Этим вечером мы жгли костер, жарили яичницу на сковороде и кипятили воду в котелке на чай. Первый вечер был веселее, сегодняшний же день заставил меня сильно задуматься. Обо всем — о папе и маме, о той проклятой тайне, которую я скрываю, потому что так лучше, на мой взгляд. Он точно не сможет простить ее — никогда, если с ним творилось такое. А она? Неужели не жаль было его? Не понимаю…, а потому и лезть в это не буду — у всех, как будто, зажило уже, отболело. Одно беспокоило:

— Па… а если он так тебя ненавидит — этот Стеван, ты не боишься, что он что-то сделает — тут… ночью… или, пока тебя не будет?

— Нет, Каточек, я говорил с ним об этом и мужики местные тоже говорили. Он трус и слабак, а все эти его мускулы — пустышка, муляж. Если я сказал тебе — спи спокойно, значит — спи. Все под контролем.

Следующие дни я изучала «дикий» быт, который оказался не таким уж и диким, а вполне продуманным и максимально благоустроенным. Мне понравилось готовить на костре, устраивать посиделки вечерами, любуясь закатом, спать на удобной, хотя и не слишком просторной постели, просыпаться поздно утром, когда папа уже сготовил завтрак. Говорить с ним… я узнала очень много нового — о здешней природе, об охоте и рыбалке, о местных жителях, о папиных знакомых, которые побывали в этом лагере. Один из охотников как раз и тестировал обрыв в не совсем трезвом состоянии. Многие из них были людьми очень обеспеченными и состоявшимися, как, например, тот же Кирилл Вышинский.

— Он, Катюша, может продать все и даже больше чем все, просто бизнес-талант у человека. Вот умеет и все, и дело не в рекламе и связях — там работает подход и чуечка…

Пару раз за несколько дней приходил Горан, оставаясь на ночь, и мы с ним по-настоящему подружились. Мальчик был до такой степени воспитанным и вежливым, таким… деликатным, что ли? Разве бывают такие люди — с врожденными особенностями поведения? Я видела теперь, что бывают — как этот мальчишка.

Через неделю папе понадобилось уехать в Будву на пару дней и, не смотря на свои заверения о безопасности, на это время он отвез меня к Мире. Не смог оставить в лагере со спокойной душой. Почти два дня я прожила в гостях, изучая окрестности села. В первый же день сожгла сцепление на стареньком папином Фиате, который стоял на хранении в сарае у дома Миры. Просто не рассчитала, пытаясь самостоятельно выбуксовать из колдобины — уверена была, что справлюсь. Пришлось звонить папе и виниться, чтобы он привез нужные запчасти:

— Заграница… слабое феритовое покрытие, — пищала я, пытаясь перевести вину на качество импортных феритовых лепестков сцепления.

— Бестолочь… в голове у тебя заграница. Не переживай, все сделаю.

Дальше все изыскания проводились пешком — мы с Гораном облазили все склоны, осмотрели развалины водяных мельниц. Устав от жары, купались в маленьких природных бассейнах, которые образовались под каждым из них. Вода была холодной, но быстро освежиться в ней было самое то.

Мира кормила нас очередной раз, и мы опять уходили, перед этим обязательно спросив — а не нужна ли ей наша помощь? Втайне очень надеясь, что нет, потому что исследовательская страсть просто полыхала. Она отмахивалась от нас и отпускала с Богом.

У меня не получалось говорить с ней — только объясняться, почему-то я особенно плохо понимала местное наречие именно в ее исполнении. Но улыбались мы друг дружке вполне искренне. Стеван уехал еще тогда — после разговора с папой и назад его так быстро не ждали. И зря…

К вечеру второго дня (завтра утром уже должен был приехать папа) я так обжилась в гостях, что чувствовала себя, почти как дома. И очень удивилась когда, вернувшись от Скадарского озера с рыбалки, мы с Гораном увидели возле дома его брата. Мальчик выдохнул и пробормотал что-то сквозь зубы, а я неловко замерла, потому что парень был почти раздетым.

Ну… голый торс в жару явление вполне себе нормальное, как и тонкие шорты, которые висели… нет — совсем не на бедрах. Гладкая загорелая кожа была безволосой везде — и на лобке в том числе. Это было очень заметно, и нечаянно притягивало взгляд, потому что разношенная одежка держалась, казалось — только на этом самом… Оно ощутимо выдавалось и, казалось, даже шевелилось под штанами. Он точно был без нижнего белья. Я успела заметить все это до того, как из дома выскочила Мира с мокрым полотенцем и с оттяжкой перетянула им Стевана — по голой спине, по плечам! Он уворачивался от шлепков и смеялся, а она кричала и ругалась. А потом загнала его в дом — одеваться.

— Горан… оставь прямо здесь рыбу и пошли-ка мы в папин лагерь?

— Ускоро ноч, далеко… зар се не боишь?

— Не боюсь, и не хочу оставаться. Там закроюсь и… у меня есть карабин в домике. Ты меня проводишь до большого поворота и вернешься, ладно? Дальше я хорошо знаю дорогу, и папа говорил — волки сейчас не опасны. А маме и брату скажешь, что я сижу в обнимку с ружьем, чтобы этот нудист знал.

Горан задумался и почему-то согласился. Честно — я думала, что уговорить его не удастся, но очевидно, у него были причины соглашаться. Через час или полтора, сократив путь лесом, мы подошли к повороту — дальше я знала дорогу. А Горан присел у обочины на корточки.

— Ты чего? — не поняла я, — скоро станет темнеть, беги домой.

— Сада буде вертать млекарка. В этот ден у свое тремутку, — вещал он на суржике, на котором мы уже приноровились общаться и неплохо понимали друг друга.

— Молочная машина, сегодня, в это время?

— Мала легковуха — за сыры, зелень, козе млеко… до утра. Ты иди, а ода затамни.

— Не, еще не темнеет. Ладно… — прислушалась я и правда — услыхала где-то еще далеко натужный шум мотора.

— Пока, — махнула я ему рукой и пошлепала в лагерь — до него было уже недалеко.

Глава 37

Длинный подъем по склону после целого дня на ногах, да еще и то, что я перенервничала — усталость давала о себе знать и очень сильно. Как только добралась до лагеря, сразу же сбросила пропотевшую одежду, а потом, просто прикрывшись полотенцем спереди, пошла в душ — нужно было смыть эту усталость. Никого не было вокруг — на километры, а Горан уже уехал, да и не был этот мальчишка тем, кто стал бы подглядывать. Было в нем что-то такое… не знаю — былинное, чистое что ли? Как будто современный ребенок — в школу ходит, джинсы носит, но это уважительное отношение к женщине, к старшим… за что и уважаю.

Стала под теплую, нагретую солнцем воду и сразу же перекрыла ее — привыкла уже экономить, а то не хватит помыться папе. Поэтому намылилась с мочалкой, растерла в волосах шампунь и только потом опять открыла вентиль, чтобы смыть пахучую пену. Вытиралась большим полотенцем, наслаждаясь медовым запахом подаренного Мирой шампуня. Реально от волос пахло медом, даже легкий запах вощины чувствовался. Или это просто казалось?

Тепло укутавшись, еще немного посидела над обрывом, рассматривая резкие чернильные тени, которые уже залегли в ущелье. Рисунок гор из-за этого постоянно менялся и полз, только поток далеко внизу выглядел все так же — будто выше по течению в него постоянно лили тот же шампунь. Неглубокая вода бурлила и пенилась в камнях, но сюда эти звуки не долетали, а к вечеру становилось все тише и тише, только где-то тонко посвистывал слабый ветер — то ли в скалах, то ли в ветвях. Я почувствовала, что уже почти засыпаю и ушла в свой домик. Эти два дня, полные впечатлений, давали о себе знать — мне требовался полноценный отдых.

Проснулась, как от толчка, разбудил знакомый звук — подъехала папина «Нива». Все нормально… он вернулся раньше — подумалось лениво, и я просто повернулась на другой бок — все потом, все завтра… В следующий раз меня разбудил звук разговора. У нас гости? Для охоты не время, значит — туристы. Даже сонной мне стало любопытно — кто там может быть? И я зачем-то встала, натянула свою новую кофту, укуталась в нее и вышла из домика, решив заодно сходить в туалет. Снаружи было уже по ночному холодно, но росы еще не выпало, она укроет камни только под утро.