— Да как же не тяжко? — возмутился папа и стал разгружать его.

Мы не отпустили мальчика, он провел с нами оставшуюся половину дня. Все вместе мы поужинали тем, что приготовили на костре и что принес он. А когда мы с папой остались на привычные уже, только в другом антураже, ночные посиделки, мальчик вежливо попросился спать. Папа показал ему спальное место в одном из домиков и вернулся ко мне.

— Пацан помогает матери, рано встает. Катя… я не могу сказать, что Мира моя женщина, это было бы неправдой. Мы с ней занимаем слишком мало места в жизни друг друга. У нас с ней, как в той песне — «встретились два одиночества»… Горан у нее хороший, замечательный мальчишка. А вот второй… завтра мы с тобой отвезем мальчика, посмотрим заодно Поселяни, водопад и я познакомлю тебя с Мирой. Ты не против?

— Конечно, папа. А второй это второй сын?

— Да-а… местный Гойко Митич, спасатель Малибу, блин, — расстроено протянул папа, — красивый малый, но с гнилым нутром — альфонс и бездельник. Говорят же — как назовешь корабль, так он и поплывет. Этого мать назвала Стеван, в переводе — корона, вот она ему и давит на мозг. Работает спасателем на Славянском пляже в Будве. Сейчас его может и не быть дома, даже — скорее всего, но если что — держись подальше, от этого говнюка можно ждать чего угодно. То, что я о нем знаю… мать не в курсе, да и все равно — аборт делать уже поздно, прости за грубость. А так там нормальные люди, село почти полгода кормится от заработка, который могу предложить им я.

— А что за заработок? — пошевелила я веточкой алые угли.

— Загонные охоты, Катюша. Для них нужны загонщики — несколько крепких мужиков, умеющих ходить по горам и громко орать. Село большое, но почти уже нежилое, так что пятеро горцев, которые помогают мне, за охотничий сезон неплохо зарабатывают. Ну и, само собой, натуральное хозяйство у каждого.

Солнце село и стало холодно, и я сейчас по настоящему радовалась теплой, мягкой и уютной кофте, которую купил для меня папа. Вдали потихоньку темнел горизонт — солнце сваливалось все дальше за него, и красноватый отсвет уходил с западной стороны неба.

Мой домик стоял крайним и был таким же, как и остальные — две кровати и столик посередине. А еще два сундука — такие же, как в обставленных в этническом стиле номерах папиной гостиницы — для постельного белья и личных вещей. Переодевшись в теплую пижаму, тоже купленную по совету папы, я уютно устроилась в кровати, укутавшись в одеяло и вслушиваясь в звуки ночи. Мне было сказано, что здесь совершенно безопасно и можно ничего не бояться, так что я уснула и спала спокойно, даже без сна. А ночью прошел небольшой дождь.

Глава 36

Посиляни эти вымирали. Об этом говорило все, что я видела: разбросанные по склону и возле реки дома — серого камня, мрачные даже в зелени, что заплетала их, будто хотела стереть с лица земли всякое упоминание о человеке. Но полное запустение оказалось обманчивым — то крохотный ухоженный виноградник попадался на глаза, то веревка с прищепками, потом жердяной загон с козами — белой, черной и рябой.

Хотя издалека зрелище открывалось живописное — Скадарское озеро вдали, стремящаяся к нему речка — неширокая и спокойная, возле села спадающая с горы каскадом водопадов с природными маленькими бассейнами под каждым из них и развалинами водяных мельниц. Каменные гнутые мостики, длинные лодки у берега, очень много зелени — все просто тонет в ней и пропадает, в буквальном смысле. Многие нежилые дома зияют провалами окон — угрюмый камень уже впустил внутрь себя ветки и ползущие растения. Если бы не электрические провода, видневшиеся кое-где, казалось бы, что мы провалились в прошлое лет на двести-триста.

Спускались по грунтовке, усыпанной каменной крошкой не спеша, с оглядкой на жару. Горан давно скрылся где-то впереди, очевидно спешил предупредить свою маму. Я волновалась, мне было неловко.

— Папа, расскажи хоть что-то о ней. Она красивая?

— Да, своеобразно… Раньше в здешних горах существовал дикий, на наш взгляд, обычай — способ вырастить недостающего полноценного работника в семью. Ими становились вирджины — девочки, которых с малых лет воспитывали, как мальчиков. Это и большие физические нагрузки, и закалка… получалось то, что получалось. Такого давно уже нет и Мира не из них, но я вспомнил этот их обычай, как только увидел ее. Понимаешь…, мне нужно было, чтобы кто-то стирал постельное белье для лагеря. Мужики отослали к ней — женщине нужен был заработок. Сейчас она так и стирает, я купил ей машинку, в которую вода заливается вручную.

Женщина папиного примерно возраста, встретившая нас у дома, была очень высокой — почти с него ростом, черноволосой и с карими глазами. У нее были по-мужски широкие крепкие плечи и кисти рук с мозолями и коротко обрезанными ногтями. Удлиненное смуглое лицо было приятным, но чуть грубоватым. Впечатление от ее внешности было… сильным.

Мы не задержались там надолго, кушать отказались, но козьим молоком она нас угостила. К его вкусу нужно было привыкать, я поняла, что мне это ни к чему и не стала даже пытаться. Хотя домашний козий сыр мне понравился еще в Будве. Говорить с ней мне было не о чем. Так… несколько слов благодарности и вежливости за угощение и подарок — она спросила у папы разрешения и сходив в дом, вынесла какую-то бутылочку и протянула ее мне:

— Узми. Косы че мирисати мед и брзо расти.

— Медом волосы будут пахнуть и отрастут быстро, — ласково улыбался папа, — это шампунь, Мира делает его сама.

Они с папой говорили на местном языке, и в какой-то момент она взяла его за руку и повела к козьему загону. Там она что-то показывала ему, они что-то обсуждали. А я оглянулась вокруг и вдруг увидела ее старшего сына, который все-таки оказался дома, а не на своей работе. Я сразу поняла, что это он, благодаря папиному описанию.

Молодой парень стоял в дверном проеме, небрежно опираясь на дверную лутку. И он действительно был очень красивым. Казалось что каждой, даже второстепенной мышце на его теле было уделено особое внимание — ее развивали, прорабатывали и в итоге довели до совершенства. Бронзовый загар, приятные твердые черты лица, совершенно безволосая гладкая кожа на торсе, взгляд ленивый и наглый… Папа тоже увидел его, а этот… Стеван, кажется, двинулся в мою сторону. Я разглядывала его так же, как и он меня.

— Ну что, пойдем мы с Катей, Мира… — начал прощаться папа, подходя ко мне.

Но тут подал голос парень:

— Познакомишь с дочкой, Николае? Буду дружить с ней, как ты с моей матерью дружишь.

— Не лез бы ты, куда не нужно, щенок, — тихо выдал папа, а я замерла от удивления. А папины слова и дальше звучали с брезгливым раздражением:

— Ты, говнюк, хоть бы воды когда натаскал, помог матери, а то только деньги из нее тянешь.

— Так она их неплохо зарабатывает, — улыбался парень.

— Закрой свой поганый рот! Ты поняла — о чем я, Катя? Тухлый фрукт… — дернулся было папа к парню, но услыхав вскрик Миры, развернулся и повел меня прочь от дома.

— Он хорошо говорит по-русски, — сказала я, чтобы не молчать.

— Крутится там… альфонс, одним словом. Не такой большой город Будва, я даже расценки его знаю.

— Папа, зачем они тебе? — прошептала я, — ты так любишь ее, что готов терпеть скандалы и его нападки? А если он полезет в драку?

Папа остановился, оглянулся вокруг — мы уже отошли за деревья, и усадил меня в тени на обтесанный камень. Сам сел рядом.

— Катенька… детка… Я же не просто так исчез из твоей жизни на четыре с лишним года. Я, Катюша, работал, чтобы не думать. Ты представляешь себе — как и сколько нужно работать, чтобы не было времени думать, а ночью — просто падать и проваливаться в сон? Мне нельзя было к вам — моральной руине, развалине… Да и физически… я загнал себя, довел до ручки, понимал уже сам, куда двигаюсь — в яму.

Ты извини, что я сейчас говорю об этом, и не переживай — дело прошлое. Потому и рассказываю. Меня Мира вытащила. По-разному… сначала — козьим молоком, потом — лаской. Заставила к психу обратиться, сама потащила меня. В больнице лежал… в общем — сам дурак. И нет — я не полюбил ее, хотя очень хотел. Но есть огромная благодарность, и этот щенок лает зря — она не берет мои деньги. Только те, что заработала стиркой, еще за продукты из козьего молока и зелень. Я этого гаденыша предупреждал…, он сейчас наглел просто потому, что знал — мать защитит от меня. Нет, я не люблю ее, Катя. Она вдова, мы помогли друг другу и изредка встречаемся, вот и все. Вообще… она собралась уезжать — из-за Горана. Ее сестра зовет к себе, там муж на оливковой плантации… управляющий, что ли? К осени уже собираются уехать — к школе. Что пацану ловить в этой дыре?